Галина Беднова
Стихи о войне и о жизни
КНИГА ТРЕТЬЯ
Третья Исповедь
1997г
Содержание:
КОКТЕБЕЛЬ (венок сонетов)
Коктебель, 1911 год
«Не знаю наговоров разных...»
«6 тарелок, 6 блюдец, 6 чашек...»
«Писала о многом, лишь не о городе...»
«Не станем делиться на бедных и очень богатых...»
«Открываю тяжелую дверь...»
«Чеченец гордый и красивый...»
«Ты напомнил мне Джека Лондона...»
О стихах
«Мир неустроенный и шаткий...»
Последний снег
«Страшно мне - никуда не поеду...»
«В гостинице, в которой не бывала...»
«Поклялась никогда не вернуться...»
«На небоскребном этаже...»
Ложка
«От черной дыры до черной горы...»
«Чернобыля черная лента...»
«Художник мечтает о выставке...»
Первый завод
«Я себе не построила дома...»
II ПОЭМА О ЛЮБВИ
«Разуверилась в первой любви...»
«Тоскую по южному солнцу...»
Папаха
«Не король и не герцог...»
«Прохожу по гудящему молу...»
«Кому-то дано ошибаться...»
«Написать не хватает таланта...»
Комета
«Стояли вечера задумчивые...»
У моря
«Почему ты меня не искал?»
«Дожить бы до нового века...»
Эдельвейсы
Памяти В.Высоцкого
«Вернусь на десять лет назад...»
«Приснилась праздничная площадь...»
«На грани осени с зимой...»
Художник
Мешки
«Какие старые дома и шаткие перила...»
Дочерям
III МОЯ БЛОКАДА
Письмо сестре
Незнакомка
«Разделился народ на людей и подонков........
Аттракцион
«Я благодарна тем врачам, которые...»
«Читала ль, не помню я даже...»
Из дневника
Матери
«Есть легенда о маках на крымской земле...».
О Боге
Отступление
«Я тебя из огня выносила...»
«Сажусь за шахматную доску...»
«Неужели немилая женщина...»
«Нам карты спутала война:..»
Поезд и самолет
«Ушел, догоняя роту...»
Мне снятся валторны
Можжевельник
«Шел человек, похожий на тебя...»
«Ты достойна лучших слов...»

1. Коктебель (венок сонетов)
1
Боюсь луча луны на зеркале,
Гуденья в трубах, в полночи звонка.
Молиться не поднимется рука.
Душа тиха, как травы в заозерье.
Глаза у страха велики отныне,
А раньше не боялась ничего.
Не подождав участья твоего.
Одна ходила по холмам полынным.
Жила в палатках, грелась у костров.
Коллекцию собрала из ветров.
Не кланялась ни смерчу, ни грозе.
Любила: солнце, море, камни, птиц
И небо без каких-нибудь границ.
Потом об этом напишу эссе.
2
Потом об этом напишу эссе
Про дикие волошинские тропы.
Про связь времен и Азии с Европой.
Про дом у моря не такой, как все.
По лестнице нешаткой поднимись ты,
В окно увидишь сказочные дали.
Поймешь, возможно, как они писали
Стихи, картины и большие письма.
Марина, Макс, Мария также Пра.
И с профилем волошинским гора,
И в поле никаких еще шоссе,
И никаких закрытых платных пляжей.
Приезжие не удивятся даже.
Что без веревки водят шимпанзе.
3
Что без веревки водят шимпанзе.
Ребят приводит в истинный восторг.
Хозяева устроят комнат торг.
А персики июльские в красе,
И мед искрится на базарной стойке.
Забыв по неустроенность и жар.
Мы выбираем солнечный товар,
И помидоры красные в кошелке.
Нам некто рассказал про Коктебель,
Край называл жемчужиной земель.
Приехали сюда по доброй воле.
Роскошные нам нравятся дома
И жизнь богатейшая сама.
А мы с тобой, как перекати поле.
4
А мы с тобой, как перекати-поле.
Ни дома, ни калитки, ни замка.
Ни писем не приходит, ни звонка.
Ни переводов денежных тем более...
На гору Енишар-Кучук взошли.
Оттуда нас прогналй ливень с ветром.
Мы загорели как-то незаметно
И полюбили сказочный залив.
И много узнавали о былом.
Листая с акварелями альбом.
Где море было неба голубей.
Макс приглашал Ахматову приехать.
Не ехала, запропастилась где-то.
Ахматова писала о себе.
5
Ахматова писала о себе.
Берггольц писала о своей эпохе.
Кому-то они кажутся неплохи,
Я думаю, что обе так себе.
А вот Марина царственно проста
И поднялась в поэзии до неба –
Не отличить, где быль, а где же небыль.
В ее стихах любовь и красота!
Я много лет за небылью гонюсь,
Над фразой то рыдаю, то смеюсь.
И фраза получается неверной.
Зачем, не понимаю, эта грусть,
Кому оставлю слов ненужный груз?
Я вспоминаю стих свой самый первый.
6
Я вспоминаю стих свой самый первый
И первую нескладную любовь,
Беспечность подмосковных вечеров
И на откосе заросли из вербы.
Потом еще Елоховский собор,
В нем Лемешев с Козловским ночью пели.
Войти в собор тогда мы не посмели.
Ту ночь священной числю до сих пор
За поцелуй с укусом на губе.
За музыку на радостной трубе.
О, первый стих! О, поцелуи первые!
Меня он бросил и смеялся, может,
С другой ложась на пуховое ложе.
Мне идеал не встретился, наверное.
7
Мне идеал не встретился, наверное.
Как для Марины Макс был идеалом.
Когда, влюбленный, на закате алом
Сергей Эфрон читал Марине перлы.
Эфрон, Эфрон - загадочная личность –
Чаеторговца сын. Марины муж,
Белогвардеец истинный к тому ж.
Сгорел во тьме, как брошенная спичка.
В Крыму за жизнь свою боролся очень
И постучался к Максу среди ночи.
И тот его упрятал от властей.
Помог ему уехать за границу.
Что по-иному все могло случиться –
О том страдала долго, хоть убей!
8
О том страдала долго, хоть убей!
Спасибо, к нам пришла сама Победа!
В Москве бесплатно раздают обеды.
Я за столом сижу среди друзей.
Нет недостатков у друзей моих,
Недаром я их долго выбирала
Среди войны, и снежного завала,
И трудностей непрошенных иных.
За каждого из них готова с бой!
Теперь меня поймет один Руцкой,
А раньше понимал и Хасбулатов.
После расстрела отошел от дел.
Он явно равноправия хотел,
О чем в романах прочитав когда-то.
9
О чем в романах прочитав когда-то,
Старался подружить добро и зло.
Политику принял за ремесло.
А президента чуть ли не за брата.
За президентом со свечой шел следом.
Кому поверил? И теперь расплата!
Для честного народа Хасбулатов
Источник справедливости и света.
Лишь жуликам сподручна темнота.
Страна не та и жизнь уже не та.
Сажают в каземат невиноватых.
Свободу, в ней была моя нужда.
Оставив заточение, всегда
Искала на холмах голубоватых.
10
Искала на холмах голубоватых
Следы ушедших Макса и Марины,
Эфрона, пострадавшего невинно,
Гоним сегодня также Хасбулатов –
Спасатель Конституции самой.
Профессор и умнейший дипломат.
Имеющий писательский талант.
Открытый сердцем перед всей страной.
Его увидеть искренне стремлюсь
И о любви нежданно признаюсь.
Но и любовь не капитал отныне.
В один из коктебельских вечеров
В кругу холмов полынных и ветров
Судьба свела меня с геологиней.
11
Судьба свела меня с геологиней.
Была она, чем я, немного старше.
Но знала много. Сердолики, яшмы.
Агаты с перламутровыми линиями
Учила среди гальки находить.
Водила в горы, в Лягушачью бухту.
Не надоест гулять с ней почему-то.
Ей с нами скучновато, может быть.
Срывали вместе ягоды крушины.
Они от боли сердца и кручины.
Которая не раз встречалась мне.
Порой, устав от зноя и от пыли,
В поселок чуть живыми приходили.
Я часто с ней сидела на бревне.
12
Я часто с ней сидела на бревне.
Любуясь кораблями и закатом,
Тем, что Волошин описал когда-то,
И видела Цветаеву во сне.
Цветаева, уехав за границу.
Скучала о рябине на юру.
В Париже, повидав свою сестру,
Не ведала - с ней навсегда простится.
Не знала, что же будет впереди
И по какой дороженьке идти.
Писать при солнце или при луне?
Надеяться на кару или милость?
Не обинуясь вовсе, очутилась
В разрушенной и плачущей стране.
13
В разрушенной и плачущей стране
Встают заводы, пропадают пашни.
Ее народы обнищали страшно
И ожидают помощи извне.
Ту помощь не дают и не дают,
Капиталисты над страной смеются.
Разбилось с голубой каемкой блюдце.
Куда ни глянешь, всюду неуют.
У геологини бы спросить совета:
Зачем разогнаны Советы?
В какой такой страну толкают рынок?
Она читала книги на французском,
Немецком и, само собой, на русском.
Но нету той геологини ныне.
14
Но нету той геологини ныне.
Ушли и мать с отцом, ушла сестра.
А я и одинока, и стара.
Опять бреду среди цветов полыни.
Здесь иногда встречается лаванда.
Букет лаванды увезу домой.
На север, не сверкающий, но мой,
И плохо вспоминать о нем не надо.
Там опадут последние листы,
И первый снег укроет все кусты...
Я не пойду смотреть парад-алле.
Другие в цирк откроют смело двери.
Сказать кому, пожалуй, не поверят:
Боюсь луча луны на зеркале.
15
Боюсь луча луны на зеркале.
Потом об этом напишу эссе,
Что без веревки водят шимпанзе,
А мы с тобой, как перекати-поле.
Ахматова писала о себе,
Я вспоминаю стих свой самый первый.
Мне идеал не встретился, наверное,
О том страдала долго, хоть убей!
О чем в романах прочитав когда-то.
Искала на холмах голубоватых.
Судьба свела меня с геологиней,
Я часто с ней сидела на бревне
В разрушенной и плачущей стране,
Но нету той геологини ныне.
КОКТЕБЕЛЬ, 1911 ГОД
«Мы глядели без слов на закат» М. Цветаева
Марина, безмолвствуя, курит.
Закат безмятежно горит.
Какие житейские бури
Встретить потом предстоит?
Об этом в безоблачном счастье
Не хочется думать совсем.
Ей ветер целует запястья,
На плечи спускается темь.
Сегодня Марине не спится.
С изящной террасы глядит:
Над домом безвестная птица
На крыльях бесшумных парит.
Тот дом пятигранный и странный
Хозяин в Марину влюблен.
Однако в далекие страны
Марину увозит Эфрон.
И Макс поспешит к Монпарнасу,
И станет пустым Коктебель.
Из самых загадочных красок
Волошинская акварель:
Холмы и степей бездорожье,
И тот безмятежный закат.
Который разглядывал то же,
У моря идя наугад.
***
Не знаю наговоров разных
От бед, болезней и разлук.
А на душе бывает праздник.
Когда приходит верный друг.
Перебираем годы-четки.
Разнежился под люстрой дым.
Мы разграничиваем четко.
Кто чем сегодня одержим.
Тот в накопительство подался, Т
от поклоняется чинам.
Дым папиросный расплескался.
Курить не захотелось нам...
***
6 тарелок, 6 блюдец, 6 чашек.
Я с утра ожидаю гостей.
Не каких-нибудь тихих монашек.
Деловых и веселых людей.
6 фужеров, 6 рюмок, 6 стопок –
Угощу виноградным вином,
И холодным малиновым соком,
И горячим глинтвейном потом.
6 салфеток, 6 вилок, 6 ложек
И один, но серебряный, нож...
Стол накрыт... не придут они, может.
Деловых не всегда соберешь.
***
Писала о многом, лишь не о городе.
На рассказы о нем был запрет.
Сегодня секреты развеяны вроде.
Но писать о городе настроения нет.
Потому что исчезла его романтика.
Великих ученых не встретишь, как прежде.
Впрочем, кроме одного математика...
Отцвели за окном бульденежи!
Темп работы стал медленным.
День зарплаты размыт и забыт.
Сколько раз говорила: «Уеду!»
Меня город держал, как магнит.
То работой, то чудо-друзьями,
С ними было общаться не лень.
А теперь и кладбищенскими холмами
Вырастающими каждый день.
***
Не станем делиться на бедных и очень богатых.
Мы сами должны уничтожить ненужный раздел.
А братство и равенство - те, что бывали когда-то –
Пребудут всегда среди важных и денежных дел.
Не будем делиться на честных и вовсе бесчестных
Хотя неизвестно, какой у бесчестья предел.
А та справедливость, которую ждут повсеместно,
Пребудет всегда среди важных и денежных дел.
***
Открываю тяжелую дверь.
Что меня ожидает в прихожей?
Или перечень давних потерь,
Или будущих тоже...
А в квартире сплошной неуют.
Телефон отключен - неуплата!
Пол замусорен, мыши снуют.
Ни сестры у порога, ни брата.
Поскорей засучу рукава,
Стану мыть, убираться и плакать.
Я, наверно, была не права.
Уезжая отсюда на Запад.
Там кружило меня и несло.
Средь огней, листопадов и дыма.
Не встречалось обыденных слов.
Поезда проносилися мимо.
Все же верила я горячо.
Что приеду в Россию обратно.
А они не вернулись еще -
Ни сестры у порога, ни брата.
***
Чеченец гордый и красивый
Оставил грешную Россию.
Ужель уехал навсегда?
Или с родными повидаться?
Его встречает гром оваций –
Чечня им искренне горда.
Гремит неплановый салют.
Так мы палили в день Победы,
Не ведая, что снова беды
На нашу родину придут.
***
Р. Хасбулатову
Ты напомнил мне Джека Лондона,
Когда он покидал Клондайк.
Все дороги ледовые пройдены.
Самородок уложен в рюкзак.
Ты напомнил мне Джека Лондона.
Почему? Я не знаю совсем.
Потому ли, что было холодно
И в округе стояла темь?
И встречало тебя равнодушие
На твоей любимой земле.
А в Москве торговали душами
(В незабытом тобой Кремле),
И твою на карту поставили –
Пусть душа превратится в лед.
И ловушку тебе подставили.
Но ты правильный сделал ход!
О СТИХАХ
Я из новой поездки привезу вам стихи.
Будут в них перезвоны полей и реки.
Выйдет солнце осенним дождям вопреки.
Станут люди красивы, добры и мягки...
Но не скачет мой конь никуда со двора,
То работать пора, то обедать пора.
И не солнце в зените, а просто жара.
Не стихи получаются - мишура
Погибают стихи, словно в поле цветы.
Если капли дожди не прольют с высоты.
Неспокойное сердце, чего же ты ждешь?
Где-то там стороною проходит твой дождь.
Значит надо не ждать, значит надо не ждать
И слова, как алмазную россыпь, искать...
Я из этой поездки привезу вам стихи.
Будут в них перезвоны полей и реки.
***
Мир неустроенный и шаткий
Опять приблизился к весне.
Какая прелесть - мягкий снег.
Упавший хлопьями на шапки.
Мир неустроенный и шаткий
Становится обжитым в срок.
Не отряхай у дома шапку –
Войди со снегом на порог.
ПОСЛЕДНИЙ СНЕГ
Сегодня снег пушист и светел.
Наверно, это снег последний:
Его никто и не приметил,
Как всех, ступающих по следу.
Совсем не сладко быть последним...
Тяжка последняя разлука.
Но тянется к весне подснежник,
И мы простим еще друг друга.
Ловлю несмелые снежинки.
С зимой по-милому прощаясь.
Ах, отчего, скажи, скажи же,
К тебе вторично возвращаюсь?
Быть может, всякой круговерти
Мы научились у снегов...
Письмо в загадочном конверте
Приносит почтальонша вновь.
***
Страшно мне - никуда не поеду.
Горько мне - не увижу тебя.
Не продолжим былую беседу,
Нашу родину страстно любя.
Может быть, и не надо страшиться:
Что-то есть, что-то будет потом.
Только я, как подбитая птица.
Укрываюсь неверным крылом.
***
В гостинице, в которой не бывала,
Стояли в вазе белые цветы.
А мне все не хватало розы алой.
Как птице не хватает высоты,
Посаженной в решетчатую клетку,
В надежде, что она сумеет петь.
Поют в неволе птицы очень редко,
Мне в их число пробиться не суметь.
В гостинице, в которой не бывала.
Завяли в вазе белые цветы.
Дежурная их долго не меняла.
Выбрасывала в окна с высоты.
Они летели медленно, уныло
И засыпали бледненький газон.
Я ненароком проходила мимо.
Машины подъезжали с двух сторон.
***
Поклялась никогда не вернуться
К двум домам у великой реки.
Но ремнями спешу пристегнуться
В самолете из ностальгий.
До чего же неумная клятва!
Как могла не учитывать я.
Что, качаясь туда и обратно,
Медный маятник помнит меня.
***
На небоскребном этаже
Почти что беззаботно пели.
Впускали в форточку стрижей –
Они из Африки летели.
Мы сами были как стрижи,
Готовые лететь куда-то.
Наивно полагая, - жизнь
Одной лишь музыкой богата.
А жизнь была умнее нас
И, разбросав леса и реки
И расстелив полей палас.
Очаровала всех навеки.
ЛОЖКА
Не видя шедевров иных.
Из ложек едим расписных.
И это искусство немножко –
Моя деревянная ложка.
Жар-птица, цветок повилики
И крапинки солнца на ней.
Народ мой - умелец великий,
Не знаю народа милей,
Скромнее и неприхотливей,
Вот ложке раскрашенной рад.
Жар-птицы судьбою счастливой
Над нашим застольем летят.
***
От черной дыры до черной горы
Пролег запоздалый путь.
Мы здесь проживем до осенней поры.
Желая лето вернуть.
Если б желаньям был предел.
Стало грустно чуть-чуть.
Июнь голубой стрелой пролетел,
Стрелой, ударяющей в грудь.
***
Чернобыля черная лента
Вплетается в нашу судьбу.
Какому подвластны суду
Подобные эксперименты?
Много тяжелых задач.
Реактор, конечно, осилен...
Но женщины припятской плач
Плывет и плывет по России.
***
Художник мечтает о выставке.
Поэт о подборке стихов.
И все, что придумал и выстрадал.
Дарить окруженью готов.
Досадно быть вовсе непонятым,
И маялся умный Ван-Гог,
Рисуя подсолнухи, полные
Смятенья и сильных тревог...
Поэт посещает редакции.
Ухмылки летят ему вслед.
Не ведают люди - останется
В веках только этот поэт.
ПЕРВЫЙ ЗАВОД
Заводчане, мои заводчане,
Вы не ведали слова «покой»
И работали часто ночами,
Тоже в праздник и в день выходной.
Вы дружили отчаянно крепко.
Пили водку и вина в разлив.
Помогали друг другу нередко,
О себе ненароком забыв.
Самым главным считали работу...
Нам сегодня расскажет архив:
Несмотря на любые просчеты
Это был золотой коллектив.
***
Я себе не построила дома.
Всю большую страну изъездив.
То амперы считала, то омы –
Над тайгой зажигая созвездия
То в пустыни меня тянуло,
То к морям, голубым морям...
И не знаю, не обманула ль
Тех, кто верил когда-то в меня.
***

Рис. Т. Паленова
2. Поэма о Любви
Музе Крылатовой
Участнице Сталинградской Битвы
ПРОЛОГ
Я подожду до весенних закатов
Прежде, чем выдумать миф о любви.
Той, прогремевшей набатом когда-то.
В честь ее красную розу сорви
Или придумай Синюю птицу.
Слов не хватает любовь описать.
Может разведчик не возвратиться,
Может, а он возвратился опять.
В гимнастерке без лычек ходила,
Изумляла своей красотой.
Эту девушку я полюбила
За открытость в судьбе непростой.
Пал отец ее в диком сраженье,
И прострелен единственный брат.
И сама с тяжелейшим раненьем
Поступила однажды в санбат.
Как и мне, приглянулась хирургу.
Он лечил много дней и ночей.
Ей не дал ампутировать руку.
Удивляя несмелых врачей.
Расставаясь, признался, что любит.
Подарил свой прекрасный портрет...
Его звали военные трубы,
Эшелон убывает чуть свет.
На войне смелый врач затерялся,
Ни письма и ни устных вестей.
Только в памяти нашей остался
Человеком, любившим людей
Память - лучший багаж человека.
И сегодня настала пора
Рассказать, о чем помню полвека
И что. кажется, было вчера.
Помню, Муза любила другого.
Он разведчик в тылу у врага.
И о нем не доходит ни слова.
Радость первой любви дорога...
Вдруг ворвался стремительней ветра,
Музу крепко, при людях, обнял.
Целовал, говорил несусветное,
А других вовсе не замечал.
Все прощалось ему, потому что
Видел ужасы, горе и смерть.
Был у пьяного немца на мушке,
Видно, чудом сумел уцелеть...
Ах, разведчик, мы вместе встречаем
Сорок третий загадочный год.
Год свиданий, разлук и печали,
И надежды на Западный фронт.
- Я на фронт уезжаю с санбатом.
- Что ж, сестренка, храни тебя Бог!
На столе остывал непочатый
С тонкой корочкой круглый пирог.
За любовь поднимали стаканы.
Я не знала, какая любовь,
Находясь начеку постоянно
Среди раненых, крови, бинтов.
Он ушел, когда мы еще спали.
Не ушел, а бесшумно исчез.
И такую записку оставил:
«Улетаю в неведомый лес».
Чуть пониже: «люблю и целую»
И весомое краткое «жди».
Запевает зима аллилуйю,
И в Кремле заседают вожди.
Рокоссовский и Жуков бессменно
На далеких и грозных фронтах.
Отступлению ведают цену
И победу добудут в боях.
И войне середина, быть может.
Может быть, ее виден конец.
Та записка в блокноте из кожи
Убирается Музой в ларец...
А разведчик в Георгиевском зале.
Ему будут награду вручать.
Ему шепотом там наказали-.
«Руку нежно Калинину жать!»
Он забылся, пожал, что есть силы,
Но Калинин не дрогнул ничуть,
Обожая героев России,
Веря в их неподкупную суть.
Наш санбат расположен в костеле,
Сохранился в нем древний орган.
Не до музыки, столько здесь боли:
Переломов, ожогов и ран.
Я дежурю в палате тифозной.
Вдруг разведчика вижу лицо.
Привезли его вечером поздно,
Бредит он и бранит подлецов.
А потом все о Музе, о Музе,
А затем - неодетый на снег.
Не поняв, что он снова в Союзе,
Совершает никчёмный побег.
Звал разведчик меня: «милый доктор».
- Ну, какой же я доктор, увы!
Разговоры не помню о чем-то.
Вероятней всего, вкруг Москвы.
За него всей душой изболелась,
И едва только кризис настал,
Мы идем по садовой аллее,
Вдруг меня он поцеловал.
Покачнулась земля под ногами.
Ах, разведчик, ну как же ты мог!
Навсегда остается меж нами
С тонкой корочкой круглый пирог.
- Ты мне нравишься, милая полька...
В той тифозной палате лежу,
И в бреду, не стесняясь нисколько,
Все разведчика имя твержу.
После фронта и тяжкого тифа С
нова в славной любимой Москве.
В общежитии утреннем тихо.
Шум, с дороги, в моей голове.
Муза видеть меня очень рада,
Говорит: - Будем вместе мы спать,
И просить коменданта не надо.
Чтобы дали другую кровать...
Окунулась в учебу, как в омут.
Однокурсников силясь догнать.
Часто свет, по закону Ома,
Начинает накал свой терять.
Завтра утром важнейший экзамен.
Изучаем толстенный конспект.
В полутьме, возле лампочки самой.
Но совсем пропадает свет.
На постели с Музой лежим,
Разговариваем до ночи.
- О разведчике мне расскажи,
Разумеется, если хочешь...
- Прилетал, как всегда, неожиданно,
Один вечер со мной побыл,
О старинном костеле выдумал.
Медальон золотой подарил.
За полгода единственный вечер,
И холодными стали что-то
Поцелуи его и речи,
Весь в каких-то своих заботах.
Полюбил меня искренне, кажется,
Второкурсник - веселый блондин.
Говорил уже не однажды:
«Замуж лишь за меня выходи!»
- Муза, Музонька, как же разведчик?
Он красив и бесспорно умен.
- Объясниться непросто, сердечно
Объяснюсь, возвращу медальон.
Ничего об измене не зная
(И за то благодарность судьбе).
Он погибнет девятого мая
В запоздалой, ненужной стрельбе,
В полдень в тот самый миг.
Когда Муза с блондином сказали.
Что невеста они и жених.
Это б вынес разведчик едва ли...
О трагедии в дымном Берлине
Весть до нас нескоро дошла.
Нет подобной любви доныне.
Да и дружба сломала крыла.
Ту измену простить не смогла
И от Музы ушла потихоньку.
И на свадьбе ее не была.
Заводили там два патефона.
Я в Берлин никогда не поеду.
Повидать страшный ад не хочу.
В каждый праздник великой Победы
На столе зажигаю свечу.
И пока восковая большая
Догорает неспешно свеча,
О разведчике я вспоминаю,
О любви, что всегда горяча.
Невозможно теперь не печалиться
Обо всех, кто навеки ушел.
Безымянною бедною странницей
Отыщу я далекий костел.
В нем тревожная музыка Баха,
Стану слушать у двери во тьме.
И войти не решаясь от страха,
И озябну в ненастной зиме.
ЭПИЛОГ
Ушла и отрезала ленты дорог.
Колючий кустарник растет поперек.
Стараюсь забыть и забыть не могу,
Как мерзли вдвоем на хрустальном снегу.
Как парня любили вдвоем одного.
Убит он, не будет потом ничего.
Ни писем его, ни улыбки его.
Казалось, нам нечего больше делить.
Но дружбы большой обрывается нить.
Мне в мире звенящем тебя на найти –
Колючий кустарник растет на пути.
***
Разуверилась в первой любви,
А в последнюю верю до донца,
Как в весеннее рыжее солнце.
Осветившее дали мои.
Я люблю, остальное неважно.
Безответная крепче любовь.
Ни в один из пустых вечеров
Не войду я в твой дом стоэтажный.
Не пройдусь по квартире огромной.
Где натерты до блеска полы.
Не проникнуся завистью черной.
Лишь глаза станут влаги полны.
***
Тоскую по южному солнцу.
По синему морю и пляжу.
А лето опять вернется.
Так было уже не однажды.
Но буду ли я в том лете?
Совсем не простой вопрос.
Золотом осень метит
Нежные листья берез.
Падает дождь уныло.
Птицы к югу летят.
Это все уже было.
Почему же печален мой взгляд?
***
ПАПАХА
Во всех нарядах ты хорош,
Но в этой радостной папахе
Любых чеченцев превзойдешь
И россиян заставишь ахать.
Ах, до чего же ты красив!
И этот танец при народе
Под удивительный мотив –
Приветствие чеченцам вроде.
Жаль, от меня ты так далек.
Как раньше я не замечала.
Что твоей трубки огонек
Погас у самого начала.
Начала песни и любви.
Начала нежности и страха...
Тревожит нынче сны мои
Необыкновенная папаха.
***
Не король и не герцог,
В обличье простом
Ты живешь в моем сердце.
Сам не зная о том.
Над страной пролетая,
Мне приветы не шлешь.
От друзей не скрываю –
В моем сердце живешь.
***
Прохожу по гудящему молу.
Волны лижут мои следы.
Две сосны подбежали к морю
И стоят, оробев, у воды.
Им бы мачтами корабельными
Далеко-далеко уплыть.
За туманами серо-белыми
Солнце прячется, может быть.
Солнце прячется, море плещется.
А на острове, говорят,
Красоты небывалой женщина
Ждет корабль сто дней подряд.
***
Кому-то дано ошибаться,
И плакать, и к ветру взывать.
Промокли цветы у акаций –
Дожди проливные опять.
Дожди удивительно нудны,
И солнце совсем далеко.
И в жизни бывает: то трудно.
То празднично вдруг и легко.
А жизнь - это планы и планы.
И если отбрасывать их –
Себя обмануть в самом главном,
Слагая вину на других.
Которым дано ошибаться,
И плакать, и к ветру взывать.
Под окнами ветви акаций
По веснам, грустя, обрывать.
***
Написать не хватает таланта.
Как ты нежен, приветлив и мил.
И затерлась заветная дата,
Когда в старый наш дом приходил.
И забылись последнее слово
И прощальный рассеянный взгляд...
Дни стоят, онемелые словно,
И удачи совсем не сулят.
КОМЕТА
Мы любуемся кометой:
До чего она ярка!
И совсем нездешним светом
Светит нам издалека.
И становятся темнее
Город наш и мы с тобой,
Тополиные аллеи
И мосточки над рекой.
Хорошо бы нам кометой
Свет дарить издалека.
Но об этом, но об этом
Не мечтается пока.
***
«Стояли вечера задумчивые»
А.Куприн
«Стояли вечера задумчивые
С луной багровой и огромной».
Стихотворения заучивая,
Жила я радостно и скромно.
Цвела под окнами жимолость –
Все мотыльки летели к цвету.
Казалось: никакая подлость
Не существует в мире этом...
А подлость пряталась до срока,
И выползла совсем нежданно,
И проучив меня жестоко.
Исчезла с утренним туманом...
Теперь боюсь луны багровой
И вечеров таких задумчивых.
Приметы беспокоят снова,
Утаивать их было лучше бы...
«Стояли вечера задумчивые».
У МОРЯ
Умчалась яхта далеко от пирса,
У горизонта превращаясь в чайку.
На пляже сочиняю тебе письма,
И все они окутаны печалью.
Посланьем зачитаешься, конечно.
Сочтя его неумным и смешным.
Почтовый ящик - синенький скворечник,
Когда мы пишем, то всегда спешим...
А море к берегу бросает волны,
А яхта белая почти растаяла.
Перебираю камешки спокойно.
Считая, что нашла и что оставила.
Оставила полжизни - очень много.
Нашла друзей и радость бытия.
У горизонта чайкой тонконогой
Ныряет яхта, парус наклоня.
***
Почему ты меня не искал?
Я любила тебя безмерно.
Да не сделала шага первой
В направлении синих скал.
Там, на дикой горе прилепясь,
Голубела твоя палатка.
Путь к палатке был очень кратким.
Я на гору не поднялась.
Я тарелки о камни била.
Может быть, ты услышишь звон.
Этот звон словно сердца стон...
Я безумно тебя любила.
***
Дожить бы до нового века,
Зажечь в новогодье свечу.
И платье нарядное с мехом
Надеть от нахлынувших чувств.
Услышать, увидеть, потрогать
Тот призрачно-радостный век,
Бокалами чокнуться в полночь
И вспомнить оставленных всех.
Мне к ним возвращаться обратно
В двадцатый бушующий век.
Давно умерла... Ну и ладно –
Мой внук - неплохой человек.
ЭДЕЛЬВЕЙСЫ
Сегодня живу и надеюсь,
Что встретимся синей весной,
Когда зацветут эдельвейсы,
Когда-то любимые мной.
Роскошное чудо природы
С заснеженных гор приносил...
Промчались, как месяцы, годы,
А ты все еще не простил
Меня за отчаянный норов,
Немыслимость жизни моей,
За прелесть ночных разговоров
В кругу закадычных друзей.
С тобой мы расстались небрежно.
Но верю, что синей весной
Цветка необычная нежность
Окажется снова со мной.
ПАМЯТИ В.ВЫСОЦКОГО
В одночасье померзла трава
И на лужах звенящие льдинки.
В одночасье пропали слова
На заигранной кем-то пластинке.
Был веселый певец бунтарем.
Гитаристом, артистом, поэтом.
У друзей и знакомых берем
Его песен несчетные ленты.
Станем слушать почти до утра –
Благо завтра у нас воскресенье.
В дом ворвутся снега и жара,
Сто дорог и пятьсот потрясений.
Потрясение - умер артист,
Не допев... на театре гитара
И цветы... помолчи и простись,
Изумись, что он прожил так мало.
Впрочем, даже большая печаль
Ни к чему бунтарю и поэту.
Но ему безразлично едва ль
То, что слушают длинные ленты.
***
Вернусь на десять лет назад,
Потом помчусь вперед на десять.
Картины старые висят,
И негде новую повесить!
А я рисую все равно:
Аллею, женщину и лодку.
Ту лодку, что лежит вверх дном
На берегу довольно топком.
Еще надеюсь принести
В стихи хорошую находку.
Бросаю, написав почти,
Аллею, женщину и лодку.
***
Приснилась праздничная площадь:
Знамена, музыка, цветы.
Во сне загадочней и проще
Осуществление мечты.
Мечта моя совсем простая:
Увидеть юности друзей.
Чтобы, меня не узнавая,
Прошли по улице моей.
Я долго бы им вслед глядела –
Не изменилися они!
Один в шинели порыжелой.
Другой матросский воротник
Рукой поправил, улыбнулся.
Красивым голосом запел...
Жалею нынешнюю юность –
Торговля стала вместо дел.
Такое даже не приснится.
Чтоб кто-то начал вспоминать.
Как их возлюбленные принцы
В «комках» умели торговать.
И наживая капиталы,
Над ними по ночам трясясь.
Им сколько ни плати - все мало.
Достоинство втоптали в грязь.
***
На грани осени с зимой
Леса столетние промокли.
Поля российские промокли
И солнце село за избой.
На грани осени с зимой
Мы расставались, как умели.
Еще метели нам не пели
И снег не падал озорной.
На грани осени с зимой
Пришло нежданное раздумье:
Что хорошо и что неумно
И как бы встретиться с тобой.
ХУДОЖНИК
Ни «Дамы с горностаями», ни «Лизы»
Не видела ни в Лувре, ни в Москве,
Альбомы репродукций перелистываю –
В них Модильяни, Рембрандт и Моне.
Один художник в солнечном Крыму
Рассказывал, что скоро в Рим поедет.
Позировала девушка ему –
Купальщица на белом парапете.
Она был стройна и хороша,
Такой, конечно, не отыщешь в Риме,
Но срок поездки явно помешал –
Не завершив, он этот холст закинул.
И не поймет, возможно, никогда –
По свету зря немало лет мотался...
В мятежном море темная вода,
Соленая, как слезы у купальщиц.
МЕШКИ
Есенин на модных мешках,
с еще нераскуренной трубкой,
Взирает растерянно, тупо:
«Куда же занес нас аллах?»
На уровне новых певцов
лицо раскупили на пляже...
Взяла меня оторопь даже -
какое родное лицо!
Рязанские вспомнив межи
и их васильковое лето.
Не надо бы было поэта
печатать на эти мешки.
Я все ж покупаю мешок
с еще нераскуренной трубкой,
Наверное, южного лука
к себе увезу на восток.
***
Какие старые дома и шаткие перила.
Мне двери ветер открывал,
я в комнату входила,
В которой раньше ты бывал,
тепло души оставив.
Меня с другими забывал, покинув и ославив.
В разлуке не сошла с ума - тебя не разлюбила!
Ломают старые дома и шаткие перила.
ДОЧЕРЯМ
Так хочу, чтобы вы научились любить
Нашу милую русскую землю.
Где осенних дождей неуемная прыть,
Где метели зимой не дремлют,
Но отрадны весны голубой благодать
И раздолье цветастого лета.
Все, кому довелось на Руси проживать,
Стал хотя бы чуть-чуть поэтом.
Наши клены резные заходят в строку.
Невесомо, как летчики в космос.
Я ни часа без этой земли не могу
Синерекой и краснозвездной.
И хочу, чтобы вы научились любить
Нашу милую русскую землю,
Где осенних дождей неуемная прыть,
И метели зимой не дремлют,
И озимых полей бархатистая нить
Хлебом спелым встает издревле.

Рис. Т. Паленова
3. Моя Блокада
Сандружинницам г. Ленинграда посвящается
ПРОЛОГ
Рвется шрапнель в переулке.
Нарочно иду, не спеша.
Шаги раздаются гулко,
Марши поет душа.
Вдруг впереди упала
Женщина на асфальт.
Спеси как не бывало:
Не к ней бегу, а назад.
Это крещение первое.
Трусость свою кляня.
Потом, как бы ни было скверно,
Не бегала от огня.
***
Прости меня, старинный город мой,
Уехала, не сожалея вовсе,
В поселок с нескончаемой зимой
И ветром, называемым норд-остом.
Но помнила я каждый камень твой,
И многие картины Эрмитажа,
Мосты над величавою Невой
И памятник величественный каждый.
Песком укрыли памятник Петру,
Суворов не смотрел лицом открытым
На ополченцев, шедших поутру
На самую волнительную битву.
Я в ополченье этом младше всех,
В противогазе выписки из книжек.
И кружит еще голову успех
Среди войны не видевших мальчишек.
В боях погибли: Александр Суслов,
Антон Ткачук, Евгений Белоусов.
Мы отступаем, не имея трусов,
По торфяной дороге захолустной.
Патриотизм и танки не ровня!
Над городом полно аэростатов.
Надеялась, что госпиталь меня
Укроет от немецких супостатов.
Не тут-то было, госпиталь горит,
В него попали бомбы из фугаса.
И трудно распознать, кто вмиг убит,
А кто каким-то чудом все же спасся.
Моя подруга - Люся Ковалева –
Сгорела среди тысячи других.
Я вспоминаю снова их и снова.
Неистовых, веселых, молодых.
Одна девчонка-ленинградка
В армейских ладных сапогах
В огне сгорела без остатка,
И ветром был развеян прах.
Мне в душу залетел тот пепел
И больно жег, и больно жег.
Мерещилось, что ветер треплет
Косу девчонки, как флажок.
То мнилось - пела нам девчонка.
То снилось - начала плясать.
Свистели бомбы звонко, звонко
И глухо ухали опять...
Казалось нам, что Невский снимет стресс.
На этом изумительном проспекте
Гулял когда-то Пушкин, но Дантес
Убил его и в нас сегодня метит.
Летит снаряд... деревья стали голы.
Осколками убиты мать и дочь.
Я и Кларцета им бинтуем головы,
Не ведая - убитым не помочь.
И на руках в аптеку их несем,
В аптеку знаменитую Семашко.
Весь Ленинград, конечно, потрясен.
Снаряд на Невском. Это ли не страшно?
Потом напишут: «Здесь ходить опасно» -
На нашей, на любимой стороне.
По осени, неповторимо ясной,
Безоблачной - все время при луне.
Но, впрочем, ночь одна совсем темна.
Дежурила с девчатами на «скорой».
За синей шторой пыльного окна
Тревожно засыпает серый город.
Зениток треск нас вытянул наружу.
Всю ночь я и Кларцета у подъезда.
Над нами самолет немецкий кружит.
Потом второй - прельщает это место...
Едва сменились и пришли в казарму.
Ужасная к нам прилетела весть.
Бежим до «скорой», словно бы к пожару.
Разрушен дом, друзья погибли здесь:
Савинкина, Васильева и Дедова –
Любимые девчата из дружины.
Отрыли их, обмыли и одели,
В гробы некрашеные положили.
И сразу пал невиданный мороз.
Везем гробы на Охтинское кладбище.
Речей не говорим, и нету слез...
«Мороз и солнце» - школьные товарищи.
Ах, Пушкин, день-то не чудесный –
В бомбоубежище сидим впервые.
В нем неуютно, холодно и тесно.
А мысли, словно раны ножевые.
Я каждому воину чай подавала.
От каждого письма родным отправляла.
Им книги хорошие с жаром читала,
И встретить мальчишек знакомых мечтала,
С которыми пела на школьных балах.
Сражались мальчишки в далеких краях.
Вдруг незнакомый красивый брюнет
Сказал мне: «Я твой нарисую портрет».
В госпиталь шла, чуть забрезжил рассвет.
Пришла, а в палате художника нет.
Он умер... Пройдет с той поры много лет,
И все-таки мой не напишут портрет.
Кружатся снежинки и листовки
С пропуском в немецкий арьергард.
Не домыслил сочинитель ловкий –
Не пойдет на сговор Ленинград...
Строй девчат на улице Гончарной,
В доме бомба, ожидают взрыв.
Случай был на днях такой печальный:
Взрыв унес саперов восьмерых... –
Кто войдет и выведет жильцов?!
Подняли все руки, как одна.
Из самоотверженных бойцов
Нынче состояла все страна.
Мне шестнадцать лет, иду по Невскому.
Вы его не видели таким.
Провода хрустальными подвесками
В инее развесились над ним.
Ни трамвая, ни авто, ни конки.
Дальний залп умолкнет, тишина.
Непривычно, жутко мне, девчонке.
Видеть, что на Невском я одна.
Ни авто, ни конки, ни трамвая.
Где же Пушкин, Лермонтов и Блок?
Достоевский, рядом проживая,
Тоже в зимний вечер не помог...
На войне не все бывает скверно:
Командир наш - ум и доброта.
Из хороших черт ее, наверное,
Справедливость - главная черта.
Отдает приказ негромким голосом.
Точно посылать меня не хочет.
На больших санях с широким полозом
Отвезли упавших среди ночи.
Получаю приказ однажды:
Отвезти на больничный пункт
Человека - артиста важного.
И баян тяжеленный дают.
Можно б было баян тот бросить –
Инструменты сейчас не в цене.
Пианино валяется с осени.
Два рояля уткнулись в снег.
Волоку на санях артиста.
Не бросаю его баян.
Верю: он возвратится к жизни
И сыграет ноктюрн для меня!
«Город мертвецов!» - кричали немцы в рупор,
Предлагая сразу сдаться в плен.
Это предложенье просто глупо.
В городе ни хлеба, ни измен.
В городе спокойствие и снежность.
О ледовой трассе разговор.
Ладожское путала с Онежским.
Помню очень четко до сих пор.
Как машина съехала с обрыва
И неслась по озеру, скользя.
За спиной еще гремели взрывы,
Но достигнуть нас уже нельзя!
ЭПИЛОГ
Не пугай меня войной,
Я ее видала дважды.
Умирающей от жажды,
Шла обстрелянной тропой.
Умирающей от ран.
Зябла в тесноте вагона.
Оставалася Кобона,
Растворялась, как туман.
Но дано мне было выжить!
А Сибирь - богатый край.
Ветер, кедры раскачай –
Подари кедровых шишек.
Напои меня, Иртыш.
Накорми, базар бурлящий.
Над тоской моей щемящей
Проплывут любовь и тишь.
***
ПИСЬМО СЕСТРЕ
Ты прости меня, Зоя, -
Тебе не писала стихов.
Было время такое:
То цоканье жестких подков.
То гул самолетов.
То тряска попутных машин.
И не пишется что-то,
И ломаются карандаши.
О тебе вспоминала, конечно,
С тобой говорила не раз
Про деревню в черешнях.
Где прадедов жизнь началась...
Помнишь, в городе детства
Разводились мосты?
Помнишь нашу соседку
Такой доброты.
Что в блокадные годы
Делилась пайком.
Мы, беспечны и молоды.
Доброту эту позже поймем.
Позже я напишу тебе, Зоя,
Красоты небывалой стихи.
Было время такое,
Да нет и сегодня покоя.
Только в сказках везучие есть дураки.
***
НЕЗНАКОМКА
Илье Глазунову
От Глазунова «Незнакомки»
Не отвести счастливых глаз.
Ах, как картина удалась!
Какой портрет изящно-тонкий!
Наверное, в квартире Блока
Из репродукций вынут лист.
Чтобы на кнопке он повис
И всех пленяла «Незнакомка».
В моем восторженном мозгу
Блок, Глазунов, мой город детства.
И у надменности согреться
Полуодетая смогу...
Одна блокадная простуда
Все душу горько холодит.
Там женщина в снегу лежит,
Пришедши в город ниоткуда.
Конечно, это незнакомка.
И не одна, а много их.
Илья у булочной притих -
Пусть женщин заметет поземка.
В блокаде очень всех люблю.
Но хлеба выдают так мало...
Нас вера в будущность спасала.
Судьбе спасибо за Илью!
***
Разделился народ на людей и подонков.
Кто газету издал «Не дай Бог!» - негодяй.
Я ее не читала, постольку-поскольку
В анонимные строки глаза не глядят.
Но видала портреты артистов и прочих,
Кто стремится уехать скорей за рубеж.
Не встречала портреты крестьян и рабочих.
Тех, кто был на Руси обожаем допрежь...
Разделился народ на людей и подонков.
Убивают, взрывают, калечат, и вот
Я иду по шоссе, как по ниточке тонкой,
Вспоминаю войну и единый народ.
***
АТТРАКЦИОН
Запомнился смешной аттрацион –
На круглый диск карабкались ребята.
Кружился диск и брал такой разгон.
Что все летели к бортикам из ваты.
Я в юности стремилась к высоте,
А время указало: быть солдатом.
О летной и несбывшейся мечте
Забыла я в кружении санбата.
Теперь за новым словом все гонюсь
И день и ночь в неистовой погоне.
Но далеко от цели остаюсь -
У бортика в смешном аттракционе.
***
Я благодарна тем врачам, которые
Спасли меня когда-то от тоски.
Зашкаливали ртутные термометры,
И трубки разлетались на куски.
И медсестра с лицом таким сочувствующим
Сказала мне, что я болею тифом.
Она не знала - тиф был лишь сопутствующим.
Тоска была в болезни лейтмотивом.
Теперь такой тоски давно не водится.
Изжита, как холера и чума
Засыпаны бульдозером колодцы,
В которых ее черпали со дна...
Достался мне черпак тоски чрезмерный -
Сгорел мой дом, погиб на фронте друг.
Врачи лечили временем и верой.
А кризис наступил, как выстрел, вдруг.
***
«И сказок о вас не расскажут,
И песен о вас не споют.»
М. Горький
Читала ль, не помню я даже.
Иль как-то услышала вдруг:
«И сказок о вас не расскажут,
И песен о вас не споют».
Вот эта суровая фраза
Любимой была на войне.
Служила всесильной подсказкой -
Как в трудности действовать мне...
Был дым на руинах не сладок,
Не прост под обстрелом маршрут.
Но в сердце теплело от сказок
И песен... что после споют.
***
ИЗ ДНЕВНИКА
Нет, это не ностальгия,
Я только дорогой грежу
И знаю, на побережье
Без рук моих камни остыли,
И знаю, грустят деревья –
Большие синие сосны,
И часто думаю: где вы
С характером вашим несносным.
Характер не снимешь, как платье,
Судьба - не простая звезда...
Опять на военном закате
Уйдут без меня поезда.
Опять начинают сестры
Лекарства мне горькие капать.
Уляжется госпиталь поздно,
И многим приснится запад.
Смешная цыганка бредит
О крымских красивых маках,
Девчонка на койке третьей
Кричит то «огонь», то «мама»...
***
МАТЕРИ
Мать меня научила
Расставаться без слез.
В дни войны это было,
Прогудел паровоз,
Мы на фронт уезжали.
Мать махала рукой.
В дни безмерной печали
Я хочу быть такой.
***
Есть легенда о маках на крымской земле,
Друг хороший когда-то рассказал ее мне.
Вы подумайте только, каждый мак, каждый мак –
Это сердце, сгоревшее в пекле атак.
Я лежу на спине, неба синь надо мной.
Рядом маки качают своей головой.
Цвета крови они, цвета алой зари.
Жаль, что маки не могут, как мы, говорить.
***
О БОГЕ
Я была молода и еще для себя не решила –
Есть ли Бог.
Проходя мимо церкви, однако, просила,
Чтобы Бог мне помог.
В нашей группе учились два парня
Очень толковые.
Очень красивые, пришедшие из армий
С разных фронтов.
Всех девчат-однокурсниц обворожили
Их ордена.
Они, очевидно, войной тогда жили.
Хотя завершилась война.
Они увлекались одной учебой -
Для нее не хватало дня.
Проходя мимо церкви, я просила у Бога,
Чтобы парни влюбились в меня.
Май листвой нарядил московские парки,
И о, чудо!!!
Полюбили меня оба парня,
Других девчат не было будто...
Годы юности нашей развеял ветер,
Черной ревностью в души проник...
Если Бог действительно существует на свете,
То он великий шутник.
***
ОТСТУПЛЕНИЕ
Бежали истерзанной ночью,
И мост уходил из-под ног.
И боя воздушного почерк
На землю сообщал огонек.
За смутной зеленой ракетой.
Наверное, были свои...
И плакало росами лето.
А Родина - храм на крови.
И падал восторженный летчик,
Таранив чужой самолет.
Когда же к истерзанной ночи
Прозрачное утро придет?
Приснится опять, как бежали,
И мост уходил из-под ног.
Как летчика долго искали,
И плакать никто там не мог.
***
Я тебя из огня выносила
И любила тебя, как могла...
Потерялась в просторах России,
И забыл ты: была - не была.
Только я ничего не забыла-.
Старый замок в дыму и в огне.
Я тебя, повторяю, любила,
Относясь, как ко всем - наравне.
***
Сажусь за шахматную доску –
Не подведи меня, король!
Фигур тяжелых переброска
От шахов вражеских укрой.
Напоминает шах снаряды,
Летящие всегда, свистя.
У парапета Ленинграда
Под воду канула ладья.
Потерь немало, враг опасен.
Да не забрать ему ферзя...
Под флагом красным утром ясным
В Берлине армия моя...
Грустя, противник поздравляет –
Флажок упал в его часах.
Как победила я - не знаю.
Король был, видно, не дурак.
***
Неужели немилая женщина
Порвала фотографии те:
Пожелтевшие, кажется, с трещиной.
Что в войну подарила тебе.
Посылала из Курска, из Бреста,
С полустанка за синей Невой.
Ты друзьям говорил: от невесты,
А женился совсем на другой.
Неужели немилая женщина
Треугольные письма сожгла.
Сохранила! От этого легче ли?
Голова моя стала бела.
***
Нам карты спутала война –
Вокзал гудел, как будто улей.
Мы вместе ринулись под пули.
Но пуля выдалась одна.
Нам жизни спутала война.
И эти путы не распутать.
Вот почему тревожно слушать:
Война ракетная грозна.
***
ПОЕЗД И САМОЛЕТ
Никаких кабы и если -
Выручает самолет.
Мы догнали поезд тот
Голубой, с хорошей песней.
И сидим в тепле, в купе,
Рассмеясь, чаи глотаем.
О любимых вспоминаем.
Я, конечно, о тебе.
Ты трясешься на арбе
По степи, как блюдце гладкой.
На часы глядишь украдкой,
Восклицаешь: «Цоб-цобе!»
В долгожданный синий вечер
Состоится наша встреча.
Тех, кто ехали далече,
Очаруют наши речи.
И умчится поезд тот
Голубой, с хорошей песней.
Никаких кабы и если -
Им поможет самолет.
***
Ушел; догоняя роту,
Песню схватил на лету.
Пилотки, пилотки, пилотки.
Сирень в небывалом цвету.
Шинели скатаны туго,
Играют военные трубы.
Тогда мне не так было трудно.
Как трудно теперь вспоминать
О днях беспокойных летних,
О встрече самой последней.
Бежать бы, бежать бы следом,
А я осталась стоять.
Ушел, догоняя роту,
Песню схватил на лету.
Пилотки, пилотки, пилотки.
Сирень обломали в саду.
***
МНЕ СНЯТСЯ ВАЛТОРНЫ
Играл на валторне
Чудесные вещи.
Зал школьный, зал школьный -
Как мир, рукоплещет.
Но вальс оборвался.
Не начат гавот...
Всем классом, всем классом
Уходим на фронт.
Дороги к победе
И дымны, и торны.
Погиб на рассвете
Парнишка с валторной,
Погиб, не оставив
Ни писем, ни фото.
Нет, я не о славе –
Мне вспомнить охота
Чудесные вещи,
Что парень играл.
Другим рукоплещет
Восторженный зал.
Таким же хорошим,
Таким же упорным.
Я счастлива тоже.
Мне снятся валторны.
***
МОЖЖЕВЕЛЬНИК
Это деревце - от колдунов,
Впрочем, их не встречала сроду.
Но у бабушки над комодом.
Можжевельник среди цветов.
Видно, знала бабушка толк
В нашей жизни довольно сложной.
Прижимаю к губам осторожно
Можжевельника сирый цветок.
Ты меня не пугай колдуном,
Не срывай можжевельник в садике.
Не помогут цветы и ладанки.
Если ходит земля ходуном.
***
Шел человек, похожий на тебя.
За ним я побежала ланью быстрой,
Забыв, что ты уехал, не любя,
Оставив мне последнюю записку.
Забыв, что пролетело много лет,
И ты убит в бою под Будапештом...
А человек - был точный твой портрет.
Возможно, сын от женщины нездешней.
***
Музе К.
Ты достойна лучших слов...
Помню: в день обыкновенный
Мы, приехавши с фронтов,
Обнялись в Москве военной.
Закружил нас листопад,
Сыпя золото, конечно.
Самый милый из солдат,
Я тебя любила нежно.
Ты достойна лучших слов,
А они во мне застряли.
Жаль, что в ворохе годов
Мы друг друга потеряли.
Но, из жизни уходя.
Жду, как верного привета:
Ты под музыку дождя
Обо мне расскажешь где-то.
